Родом из тридцатых
Вместе со всей страной эту памятую дату и связанные с ней события вспоминают сегодня тысячи наших земляков: спецпереселенцы, их дети и внуки, потомки тех, кто был насильно вереницами барж свезен в наши края обживать непроходимую тайгу, кто лежит на заброшенных погостах исчезнувших с географической карты поселков с трагической историей…
Еще каких-то двадцать с небольшим лет назад супругам Гутниковым Любови Поликарповне и Владимиру Пантелеевичу, прожившим долгие годы в счастливом браке, вырастившим детей и уже радовавшимся первым внукам, и в голову бы не пришло размышлять на тему репрессий. А уж тем более задумываться о том, какую роль сыграло это, казалось бы, абстрактное явление в их собственной жизни, судьбе их родителей и целого поколения людей, живущих совсем рядом, в соседнем доме, на соседней улице, в соседнем поселке…
Время вспомнить
Тогда, в начале девяностых годов, в райсобес, где работала Любовь Поликарповна, начали приходить люди с вопросами о реабилитации, льготах, компенсационных выплатах, положенных реабилитированным. Тогда впервые задумались о прошлом, стали интересоваться, делать запросы... Нет, они, конечно же, и до этого знали, что родители Владимира Пантелеевича высланы в Сибирь с Алтая, но были уверены в том, что алтайских крестьян в свое время отправили осваивать необжитую территорию. И даже не предполагали, что Владимир с самого рождения в 1935 году был поставлен на учет в спецкомендатуре спецпоселения "по обвинению его как члена семьи кулака". Что на учете стояли и его старшие сестры Матрена и Анастасия, и все его друзья, с которыми он вместе рос в Волчихе, поселке, основанном спецпереселенцами…
Оглянуться назад
Сегодня с высоты прожитых лет Владимир Пантелеевич совершенно по-новому оценивает события прошлого, основанные и на рассказах матери, и на собственных воспоминаниях. Он знает, что родители его жили в Ключевском районе Алтайского края, и что отец его Пантелей Кириллович в 1931 году был лишен избирательных прав "за эксплуатацию батраков" и как кулак вместе с семьей вывезен на спецпоселение к берегам далекой сибирской реки Нюролька. Деревня была основана как раз ими, первыми поселенцами, высаженными с баржи на крутой яр: это были семьи Гутник, Ластовец, Дударевых, Христолюбовых… Название Волчиха они дали этому месту в память о своем алтайском селе Волки, где жили до ссылки. Кстати, из документов о реабилитации Владимиру Пантелеевичу стало известно, что их "кулацкая" семья была не такой уж зажиточной, в хозяйстве имелось десять с половиной десятин земли, две лошади, две коровы, трое телят, 12 овец, плуг, молотилка и бричка… А там, в Волчихе не было вообще ничего.
Новая жизнь
"Мама рассказывала, что из вещей с собой у них было только то, что надето, - вспоминает Владимир Пантелеевич. - Она говорила, что перед отъездом намотала себе под юбки ткани, сколько смогла, потом это очень пригодилось. А начали с того, что стали рыть землянки, корчевать тайгу, питались, в основном, ягодами и грибами, многие травились, умирали, а умерших хоронили неподалеку в братской могиле. У меня кроме сестер брат еще был, двухлетний Андрей, его тоже похоронили в Волчихе, сразу почти, как приехали… Из первого потока, кого там высадили, почти все умерли. У кого сила была и здоровье покрепче, те и выстояли. Мы выжили только благодаря отцу, который все делал: и лес валил, и строил, и даже гвозди ковал в кузнице… Я-то родился уже в 1935, спустя четыре года после того, как родителей сослали в Волчиху. К тому времени уже дома там построили... Помню, в деревне была одна улица, длинная, по берегу реки тянулась, в центре располагались сельсовет, продовольственная база, школа и ясли круглосуточные. Был там колхоз "Рассвет". Хлеб выращивали и сено ставили на полях в нескольких километрах от деревни. Трудились все: и взрослые, и дети. Я работать пошел, когда мне семь лет было. Мы с другом моим пахали землю на быках и коровах, копны возили, на лошадях утаптывали силосные ямы. Никогда не забуду, как постоянно хотели есть, все время были голодные. А за украденный колосок, если бригадир поймает, стегали бичом. Спасались ягодой, грибами да рыбой, шишки с кедров сбивали тоже тайком, почему-то гоняли нас за это. Еще помню лакомство было - рожь напрячешь в карманы, потом намнешь ее и на железке на костре поджариваешь…"
Школа выживания
У детей были свои "секреты" выживания, у взрослых - свои. В том числе "спецам" помогало и коренное население этих мест. Владимир Пантелеевич вспоминает, что к отцу остяк один приходил все время, охотник, он мясо приносил, а жил где-то в лесу.
А потом, когда в Волчиху стали привозить новых ссыльных - из "прибалтийской" волны репрессий, первопроходцы уже сами стали источником выживания для вновь прибывших латышей и эстонцев. "Мама выменивала у них овощи на разные вещи, на простыни, из которых нам шили потом одежду. А у меня был друг - эстонский мальчик, я ему частенько картошки из погреба насыпал, мы хоть и сами за всю войну кусочка хлеба не видели, а у них вообще ничего не было…"
Когда Владимиру лет десять было, забрали отца, обвинив в пожаре, случившемся в поле на молотилке. Шла война, с "врагами" особо не церемонились. "Потом говорили, что его оправдали, говорили, что отпустили… Но все равно больше его никто не видел...", - рассказывает Владимир Пантелеевич.
С горечью в душе
А после четвертого класса Владимира забрала к себе в Томск средняя сестра Анастасия, сбежавшая из колхоза и устроившаяся в городе. Потом и старшая Матрена с мужем и мамой Анастасией Павловной перебрались в Каргасок, благодаря зятю Николаю, который ездил по всему району… Время шло, жизнь продолжалась. Но это, как говорится, уже совсем другая история. А маленькая деревня Волчиха и берег Нюрольки навсегда остались для Владимира Пантелеевича его родиной, которую, как и прожитое там время, ему никогда не забыть. Он говорит, что хотя и не задумывались никогда о репрессиях, на подсознательном уровне ощущение какой-то чудовищной несправедливости, чувство обиды и горечи все равно было. "Я вспоминаю, как мама украдкой смахивала слезы, рассказывая о том, как хорошо они жили на Алтае, об оставшихся там соседях, друзьях, родных, - продолжает мой собеседник, - просто в Волчихе было просто некогда задумываться: что да почему, день прожил, пробегал, поел что-то - и хорошо. А на самом деле ведь страшное время было..."
Забвению не подлежит
И Владимир Пантелеевич, и супруга его Любовь Поликарповна, в семье которой была своя трагическая история, оба они - люди чрезвычайно скромные, предпочитающие говорить не о себе, а о детях и внуках, о которых рассказывают с большой любовью и гордостью. Но все-таки они соглашаются: то, что пришлось пережить их родителям, поколению детей репрессированных, забвению не подлежит. Трагические страницы прошлого должны остаться в летописи для потомков...
СПРАВКА «СП»
Мемориальный музей "Следственная тюрьма НКВД", созданный в Томске в 1989 году, располагает электронным банком данных почти на 200 тысяч человек, прошедших за годы советской власти на территории Томской области через горнило "чрезвычаек" и троек, раскулачивания и массовых депортаций народов.
Ирина ШАШЕЛЬ, газета "Северная правда".
